Коцарева Таиса Михайловна
1933 г.
1933 г.
Информация предоставлена:
Она рассказывает:
«Мой отец был железнодорожником и, когда началась война, на него распространялась «бронь». В те годы вдоль ж/д полотна была открытая степь. Рабочие вручную чистили железнодорожные стрелки, убирали сорняки, ремонтировали пути. Мой отец обслуживал семафоры.
Я помню, как перед отступлением наши военные взорвали и подожгли элеватор, почту, сельскую пекарню. Голодные люди уносили домой с пекарни тесто, а позже тайком пробирались к складам элеватора, чтобы набрать прогорклого от дыма и гари зерна, из которого можно было сварить хоть какую-то кашу. С обеих сторон села были вырыты окопы и противотанковые траншеи.
Когда входили немцы, рядом с мостом через небольшую речку с восточной стороны села, подорвался на мине их танк. Немцы сразу начали устанавливать свои порядки. В здании сельсовета они расположили свой штаб, вывесили фашистский флаг, сгоняли жителей в центр, объявляли свои указы, назначали старост и полицаев. Забирали у жителей все продукты. Недалеко от нашего дома (ныне ул. Пролетарская), стояла военная техника. Мама строго запрещала нам туда ходить, но мы всё равно тайком бегали и со страхом её рассматривали. Вообще родители старались спрятать своих детей; рыли в огородах землянки, юношей прятали на чердаках и в погребах, девочек закутывали в рваные платки, одевали, как старушек, не расчёсывали, не мыли. Недалеко от сельсовета до войны стояла изба – читальня, под нею был подвал. Оккупанты сажали в него арестованных комсомольцев, членов ВКП(б), евреев-беженцев, которые не смогли или не успели выехать из села. Я помню одну пожилую женщину – еврейку, звали её Марией. Жила она за селом в соломенной скирде, в село приходила за милостыней. Моя мама иногда кормила её у нас дома, хотя это было опасно, маме было жаль женщину. Потом на неё кто-то донёс немцам, её поймали и тоже посадили в этот подвал. Мы, дети, бегали к подвалу, и хотя близко подойти было невозможно, т.к. подвал охранялся, нам даже издали был слышен страшный вой, гул, крик, доносившийся оттуда. Мы рассказали об этом дома и получили взбучку, за то, что бродим по селу.
Всех этих арестованных потом расстреляли над карьером Успенского кирпичного завода (с западной стороны с. Успенского).
На восточной окраине, недалеко от въезда в с. Коноково, жил старик Котилевский. В ночь, когда ушли немцы, перед рассветом, он вышел за село выглядывать наших, и здесь к нему подошли трое советских бойцов — разведчиков, спросили, есть ли в селе немцы. Старик ответил, что вечером ушли. Задав ещё несколько вопросов, ребята развернувшись, пошли вниз, к речке. Вдруг старик услышал взрыв. Он обернулся и увидел чёрные клубы из дыма и грязи. Поспешив туда, старик увидел всех этих солдат, разбросанными лежащих на земле. Двое были мертвы, третий ещё жив. Старик побежал к ближайшим домам за помощью. Односельчане позвали Софью Григорьевну Гречаную. Всех троих осторожно перенесли в дом к одинокой престарелой женщине Пушкарской, но к моменту прихода медицинской сестры, третий боец тоже скончался. Я помню, что на улице было ещё темно, когда к нам пришла Софья Григорьевна и с ужасом рассказала о случившимся. Страшная весть быстро облетела село.
В этот же день всех троих погибших бойцов хоронили на церковной площади (ныне территория СОШ № 4). Я помню, как долго стояли безымянными три холмика и только в конце пятидесятых стали известны имена наших освободителей, погибших 23 января 1943 года.
Брошенный немецкий танк стал причиной гибели двоих коноковских мальчишек, — братьев Ивана и Сергея Кравцовых. Они полезли в него из чисто детского любопытства, что делали, что крутили, никто не знает, только люди услышали страшный взрыв.
Таким образом, пополнился длинный список односельчан, погибших на полях сражений и в период оккупации с. Коноково в годы Великой Отечественной войны.