Бауткина Нина Тимофеевна
1934 г.
1934 г.
Информация предоставлена:
Родители бабушки работали с раннего утра и допоздна, без выходных, а дети помогали им по хозяйству и в огородах. Уже в пожилом возрасте, бессонными ночами, перед глазами бабушки Нины, вставали страш¬ные картины из военной жизни.
Из рассказа бабушки о начале войны:
-Утром 22 июня 1941 года местная детво¬ра играли на улице. Ближе к обеду побежали купать¬ся на Донец. В воскресные дни мы могли це¬лыми днями пропадать на реке. Отец работал на шахте и обычно приходил домой поздно. В этот день мы прибежали домой после полудня, а папа был уже дома. Он переодевался и был встревожен. Мама собира¬ла ему какие-то вещи в сумку и плакала. Нам сказали, что отцу нужно срочно уехать в город.
Он был охотником, в доме было ружье. Отец взял его на плечо, попрощался с нами и с мамой, пошел на выгон. Нам приказали сидеть дома.
Выгон был за станицей, где сейчас находится школа. Сюда жители по утрам выгоняли свой скот, собирали стадо. На этом месте всегда проходили сроч¬ные собрания, делались объяв¬ления. Мы не совсем понимали, что происходит, но из любопыт¬ства тайком побежали следом. Там уже собралось много людей. Жен-щины плакали, многие навзрыд, мужчины держались, успокаи¬вали жен: «Все будет хорошо, вот разобьем немца и через три месяца вернемся домой». Их по-грузили в машину «полуторку» и увезли на станцию Репную.
Потом были бомбежки. Мама держала нас дома. Как только слышался гул самолета, вме¬сте с бабушкой мы прятались в подвале. Летом 1942 года пришли немцы и стали наво¬дить свои порядки. Они начали строить большой мост на ме¬сте станичной переправы. Было видно, что он им нужен срочно. Нагнали много техники: всяких тракторов, машин. Работали день и ночь, строили из больших крепких бревен. Сгоняли всех женщин, заставляли работать. Спешка, крики, ругань. Мама рассказывала, что уставших и оттого медлительных женщин били чем попало. Заступиться было некому, поэтому вынуждены были работать не сопротивляясь. Мост был построен быстро, за неделю. И сразу же пошла колоннами тяжелая техника, затем тяжелые немецкие мотоциклы с колясками и солдатами на них, потом груженые подводы. Это продолжалось очень долго, тех¬ника шла по нашей улице мимо нашего двора.
Мы чаще всего находились дома со старенькими бабушками. Они молча плакали, горевали и переживали за своих ушедших на фронт сыновей. Маму мы днем не видели: она работала до темноты. Мост строго охранялся румынами и полицаями с собаками. Никого из взрослых по нему не пропускали. Нас, малых ребятишек, когда мы гурьбой бежали собирать ежевику на другой берег, и настойчиво упрашивали охранников пропустить, пропускали, но пересчитывали, сколько перешло и сколько вернулось.
Когда немцы заняли ста¬ницу, они назначили себе доверенных атаманов из пожилых мужчин, которые по каким-то причинам не ушли на фронт. Среди них были разные — до¬брые, которые не стали пре¬дателями, а всячески помогали станичникам, предупреждали о готовящихся немецких проверках. Но были и такие, которые сразу подчини¬лись, заняли сторону фашистов и беспрекословно исполняли их приказы. Из таких запомнился Алексей Чурсин. Это был же-стокий и злой человек. Он так втерся в доверие немцам, что они ему за свой счет сыграли в церкви свадьбу, вроде показа¬тельную для русских. Нагнали много людей, устроили службу и венчание. Навели красоту: вся дорога была уст¬лана цветами. Церковь охраня¬ли немцы. Мы хотели пролезть туда, но нас не пустили.
А этой ночью к нам ,т.к. мы жили близко от Донца, тихо зашли двое солдат, Разговор с мамой нам был слышен. Они попросили фуфайки и другую мужскую одежду, чтобы побывать на атаманской свадьбе.
Им было дано задание взор¬вать немцев, но они не сдела¬ли этого. Их остановило то, что в церкви было много мирных жителей. После освобождения рассказывали, что тому преда¬телю-атаману Чурсину А. наши разведчики припомнили его службу на нем¬цев и расстреляли.
Мы постоянно испытывали страх. Было много случаев жестокого отношения к станичникам, их избивали и расстреливали. Бабушка рас¬сказывала о комсомолке Дусе, которая ра¬ботала на шахте . Кто-то до¬нес на нее, немцы ее схватили и за станицей зверски убили. Долго никого не допускали, чтобы похоронить.
Мы испугались и убежали в подвал. Немцы в это время шумно гуляли в соседнем дворе, громко играли на губной гармошке и пили. А солдаты (это были разведчики) спрятались на сеновале. В соломе установили рацию и, наверное, что-то передавали своим, потому что к вечеру налетели наши самолеты и стали бомбить мост, чтобы немцы не смогли переправлять свое подкрепление на Сталинград.
Потом было наступление наших. Немцы укрепились на берегу в лесу, недалеко от Перебойного. У них было удобнее расположение: берег выше. Наши солдаты гибли под пулеметными очередями, лед на Донце был устлан трупами. Наши военные просили женщин помочь вытаскивать раненых. Они поднимали их на бугор, а станичницы несли дальше, до школы, где был временный пункт сбора раненых (госпиталь). Крики, стоны, слезы, мороз, снег, кровь — все смешалось. Не всех убитых могли захоронить, некоторых просто прикапывали мерзлой землей или камнями обкладывали и оставляли до весны. Мы с мамой тоже вытаскивали убитых с замершей реки. И сейчас я вижу это перед глазами как страшный сон.
Когда немцев разбили, со стороны Воргунки пришли солдаты и спросили: «Где атаман и полицейские?». Нашли их в чьем-то доме, отвели в степь и расстреляли.
Весной мама получила письмо, где сообщалось, что наш отец пропал без вести. Вот так война на всю жизнь осиротила нашу семью, вселила горе и нескончаемую боль. Мама осталась вдовой, воспитывала нас одна. О судьбе отца рассказывал однополчанин. Он видел, как был убит пулеметчик, отец схватил пулемет и хотел перебежать с ним в сторону. Но огромной взрывной волной огня и земли его мгновенно накрыло. Больше мы ничего не могли узнать, хотя мама посылала через военкомат запросы.
Наша прабабушка Нина всегда рассказывала детям о военных событиях в кругу семьи, ее приглашали в школу, писали очерки корреспонденты газет.